— Такое уже было. Это быстро проходит.
Мы разместились на квартиры далеко от Полтавы в маленьком городке с чистыми ухоженными деревянными домами. Его жители оказались довольно приветливы и помогали нам чем могли.
Ветер доносил канонаду. Через несколько дней мы покинули район сосредоточения и приступили к повторному захвату Харькова.
Контрудар наших трех дивизий, имевших повышенную огневую мощь, оказался совершенно неожиданным для русских. Вместо ожидавшейся верной победы их войска оказались в многочисленных окружениях, которые последовательно привели к уничтожению наступавших советских войск.
В ходе непрерывных маршей я не мог записывать даты и населенные пункты. На второй или третий день вечером в глубоком снегу сломалась машина. Штурмбаннфюрер Кнёхляйн и другие пассажиры пересели в другой автомобиль, так как при плохой видимости они не могли отстать от колонны главных сил. Я остался один. Вскоре метель замела все следы. Зажав между ног каталитическую печку, я пытался согреться в машине и внезапно уснул от переутомления.
Проснувшись от холода в утреннем тумане, я увидел, что ко мне приближаются три всадника. Я соскользнул из машины в снег и открыл по ним из карабина такой огонь, как если бы стрелял целый экипаж машины. Всадники быстро ретировались.
Вскоре я обнаружил соседей. Рядом со мной стояло саперное подразделение, взявшее своей машиной на буксир тяжелое орудие. Обстановка была неясной. Мы были на холме, слева доносилась канонада. Но куда нам ехать, было совершенно непонятно. На своем пути мы могли встретить не только немцев, но и советских всадников, и автоматчиков на санях, которые в глубоком снегу были гораздо подвижнее нас.
Пока мы заводили машины, канонада усилилась, при этом она постепенно перемещалась. Стало ясно, что бой ведут подвижные войска.
— Внимание! Танки противника! — крикнул молодой гренадер и прыгнул в укрытие.
— Делом, парень, занимайся, делом, — успокоил его «старик».
Поставили на позицию орудие, зарядили 150-мм снаряд. Из тумана лязг гусениц приближался прямо к нам. Противник или наши? Командир расчета поднял руку. Танк навел пушку на нас.
— Наши танки! — донесся крик, и мы поднялись из укрытия. После недоверчивой заминки люки танка открылись, стальная машина поехала к нам. Там и здесь — лица с улыбками облегчения. Стоило отказать нервам, отсутствие дисциплины в расчете или в экипаже, и дело не обошлось бы без жертв.
Командир экипажа рассказал о происходящем за пеленой тумана. Наша дивизия ночью прорвала фронт наступающего противника и окружила его.
Когда туман рассеялся, позднее мы увидели весь размах произошедшей в долине трагедии. Огромные колонны мчались, мешая друг другу, на запад и на восток. Танки, сани, грузовики наезжали друг на друга, в то время как с высот вокруг немецкая артиллерия вела по ним убийственный огонь. Напрасно Т-34 пытались вступить в бой. С более высоких укрытых позиций они сразу же уничтожались. Это было уничтожение противника, потерявшего управление и впавшего в панику. Мы постоянно выстреливали белые опознавательные ракеты, чтобы не попасть в мясорубку, так как оказались между нашими войсками и противником.
Пока поблизости полыхал ад, среди нас оказался 12-летний парнишка. Может быть, он принял нас за красноармейцев и решил к нам прибиться. Мнения по поводу того, что делать с ним, разошлись. Я вместе с большинством считал, что его просто надо отпустить. Другие хотели его на время задержать и разобраться с ним. Наконец победило большинство, в основном «старики». Мы показали ему, чтобы он исчез как можно быстрее. Из моего энергичного «Давай, Давай!», он, конечно же, понял, что должен побыстрее уматывать. Когда он отбежал уже метров на сто и оглянулся, выстрел бросил его на землю. У меня было такое чувство, будто попали в меня. Стоя немного в стороне, я почувствовал, что взгляд этого парнишки устремлен прямо на меня. Второй выстрел добил его, уже сидевшего на снегу.
Один из резервистов, наверняка сам отец семейства, крикнул на стрелявшего:
— Это что, действительно было необходимо, унтершарфюрер?
— Маленький иван наверняка был разведчиком красноармейцев. Если бы он убежал к своим, они бы быстро сделали из нас жаркое.
Был ли это беспощадный закон войны или хладнокровное убийство? Для меня — это было ненужное беспощадное убийство мальчишки. Можно было просто махнуть ему, чтобы он вернулся назад. Как ни суди, мальчику уже ничем нельзя было помочь. Он лежал в снегу в своей бедной одежонке, лицом к солнцу. Зачем я крикнул ему, чтобы он убегал? Разве я не думал, что может так получиться? И почему я, здесь самый старослужащий, еще не унтершарфюрер, и должен принимать к сведению то, что решают другие?
Тем временем удалось завести и трехосный тягач. Я поехал по его колее. Кругом — канонада. На кого мы наткнемся? На своих или врагов? Во второй половине дня мы отыскали нашу часть, которая вела бой. Бой, или, вернее, исход побоища, был предрешен. При наших минимальных потерях противник потерял убитыми и ранеными многие тысячи.
Сначала мы наносили удар в юго-восточном направлении. Погода становилась лучше, дело шло к русской весне. Мы двигались по замерзшей болотистой местности. Новый офицер для поручений, как и доктор Грютте, с высшим образованием, офицер-резервист старшего возраста (ему было лет 35), как обычно, получал рискованные задания по разведке дорог и просто разведке. Как я быстро понял, унтерштурмфюрер Герр со своим молодым водителем были совершенно не способны их выполнять.