Фронтовой дневник эсэсовца. «Мертвая голова» в бою - Страница 23

В последние дни августа мы привели в порядок выходную форму и все, что нельзя было взять с собой в ранце. Сложили, снабдили ярлыками с фамилией и сдали в каптерку на хранение. Противотанковые мины и подрывные шашки загрузили в машины и оставили под охраной. Личному составу выдали боеприпасы для винтовок и пулеметов. Мы явно замечали, что заваривается какая-то каша, которую дипломатическими средствами расхлебать не получится.

Первого сентября 1939 года я как раз шел через строевой плац и подходил к нашей временной казарме, зеленому зданию столовой, когда из репродуктора, висевшего на ее стене, донеслось обращение фюрера к немецкому народу. Он говорил о том, что надо свести счеты с поляками, терзающими и убивающими немецкое национальное меньшинство: «Сегодня утром с 5 часов 45 минут мы открываем ответный огонь!»

Молодые солдаты встретили эту речь с радостью и воодушевлением. Это был час рождения Второй мировой войны.

«Тревога!» — Крик в ночи. Сто раз тренировались, но на этот раз все как впервой. Грохот подкованных сапог по гулкому деревянному полу, наспех проглоченная закуска между получением сухого пайка и осмотром ранца. Через два часа после объявления тревоги мы по плану выдвижения уже ехали по ночному Ораниенбургу. Из Берлина мы выехали уже днем. На следующую ночь мы были уже в Бреслау. Повсюду шли войска. Мы, водители, спали на своих местах, в то время как остальные заправляли машины. Потом поехали дальше, то и дело останавливаясь для пропуска марширующих колонн. Казалось, что мы не получили слишком серьезных задач, иначе бы у нас было преимущество в движении. Из районов боев нам навстречу двигались колонны с ранеными. Издалека до нас неоднократно доносилась канонада и пулеметные очереди главных боев. По какому-то болоту, где мой грузовик засел по самые оси, мы перешли польскую границу. Первым нашим районом боевых действий был Острово. Мы должны были ловить и разоружать польские части. Потом мы двинулись дальше через Калиш на Турек и Лодзь. Чем дальше мы шли по территории Польши, тем богаче становились наши «трофеи». Измученные польские солдаты предпочитали сдаваться в безысходном положении. Они ругали свое командование, представлявшее им противника как армию бумажных солдатиков. Позже мы отклонились на север, для прочесывания лесного массива, в котором скрывались пехота и кавалерия. Но и здесь больших боев не было. Без продовольствия и боеприпасов оказать серьезное сопротивление далеко за линией фронта невозможно. Во Влоцлавике, наконец, мы добрались до Вислы. Здесь польская кампания для нас закончилась. Ни в одном из дел, где мы участвовали, особой храбрости от нас не требовалось. Мы должны были только сохранять военную добычу. Тем не менее нам теперь не могла встретиться польская кавалерия и пытающаяся отчаянно прорваться пехота, и мы могли спокойно пару ночей отоспаться под охраной часового.

Через несколько дней после польской кампании мы снова двигались маршем на Родину. К нашему всеобщему удивлению, не в направлении Берлина, а на юго-запад, а потом по автобану на Мюнхен. Там регулировщики направили нас на Дахау. И для нас начались такие же нехорошие дни, как после действий в Судетской области.

Вдруг нас отправили в концлагерь. Только мы теперь жили не снаружи, а непосредственно в бараках для заключенных. Они так провоняли дезинфекцией, что мы считали себя защищенными от чумы на десять лет вперед. Койки стояли в три яруса, тот, кто спал на третьем этаже, после сна не должен был резко вскакивать, чтобы не удариться головой о потолок. Когда мы строились перед бараками на поверку или шли строем на кухню, нам в глаза бросалась надпись на лагерных воротах: «Труд освобождает!»

Просто наскоро освободили часть концлагеря от заключенных и разместили нас в их бараках. Здесь заключенных мы не охраняли.

Служба была чрезвычайно строгой. Здесь, в концлагере Дахау, дивизия СС «Мертвая голова» возникла как самостоятельное моторизованное воинское соединение. Но должно ли при этом указываться в качестве места рождения нашей дивизии Дахау и именно концлагерь?

И еще одно: череп на наших петлицах — теперь уже полтора года считавшийся нашей эмблемой — в будущем будет служить в том же качестве и охране концлагерей. Как в будущем можно будет тогда отличить концлагерную охрану от боевых частей? Этому обстоятельству тогда мы совершенно не придавали значения, не понимая, что с этим связано. За исключением одного шарфюрера резерва, по гражданской специальности адвоката, об этом, в общем-то, никто и не разговаривал.

— Гиммлер все это нам устроил!

Это был еще один минус для шефа всех СС. Кому от этого стало хуже? Нам он и так не нравился.

Формирующаяся дивизия была пополнена большим количеством резервистов. Этих людей, служивших раньше и преуспевших в гражданских профессиях, назначали преимущественно на должности, где они могли лучше всего применить свои профессиональные знания и опыт. В дальнейшем они принесли дивизии большую пользу. Они работали поварами, портными, сапожниками, водителями транспортных машин, канцелярскими и административными служащими, в то время как молодежь преимущественно занимала строевые должности в боевых частях. Мы, молодежь, многому учились у «стреляных воробьев» и благодарили за знания, которые бы не получили ни от кого.

Снова переформировывали уже существующие части и подразделения, подыскивали добровольцев в тот или иной род войск, должности сокращались, создавались, занимались и вновь сокращались. После того как организационно-штатные мероприятия временно затихли, постепенно сложился новый облик дивизии. Со старыми товарищами меня разлучили. На их место пришли новые. Из прежних, что были во времена рекрутчины в Ораниенбурге, со мной не осталось никого.